В сообщении будут рассмотрены воспоминания моряков-ветеранов о событиях накануне войны. Давайте посмотрим: ожидали ли моряки начала войны 22 июня 1941 года? Насколько идентичны события на разных флотах?

Выводы по части 11. Какие выводы можно сделать по опубликованной ранее информации?

1) Несколько военных командиров, которые после войны занимали высшие посты в СА, написали о неправильной оценке действий германского командования. «Высшее советское командование предполагало, что противник не станет вводить сразу все силы на всем советско-германском фронте, и это позволит сдержать агрессора, используя войска так называемого прикрытия. Но война развернулась не так…»

2) Нет ни одного упоминания о мифической Директиве от 18.6.41 о приведении частей приграничных округов в степень готовности 2. Напротив, имеется три упоминания, что Тимошенко и Жуков были достаточно спокойны днем 21 июня 1941 года. Жуков успел даже побывать на совещании в ГАУ. Начальник ГУ ПВО даже пишет, что ему казалось, что Тимошенко не верил в начало войны, даже когда бомбили наши города. Около 18 июня на вопрос НШ САВО о начале войны генерал А.М.Василевский ответил: «Хорошо, если она не начнется в течение ближайших пятнадцати — двадцати дней». А как же вымысел об ожидании войны 22 июня?..

3) Нет ни одного упоминания о том, что главные управления (управления) ГШ КА приведены в боевую готовность для управления родами войск. В них царит мирная атмосфера, а эти структуры непосредственно подчиняются начальнику ГШ. Мифическую директиву от 18 числа Жуков и Тимошенко не могли направить, т.к. не ждали полномасштабной войны. Поэтому они находились у телефона, чтобы удержать командующих от ответных действий на провокации германских генералов. Мы увидим это на примере сообщений и сводок 21.6.41 в 5-й или 6-й части.

4) Приведение в готовность сотрудников НКВД с 18 июня может оказаться подготовкой к провокациям или усилением таким же, как подвод ближе к границе с 2-х эшелонов. ФАКТОВ, что это не так Вам никто не предоставит.

Введение. К очередной годовщине нападения на нашу Родину орд гитлеровцев автор все же решил разместить одну из частей вне очереди. (В течение двух недель ожидается достаточно редкая книга одного из ветеранов-североморцев, и позже я размещу информацию из нее, есть ли там есть упоминание о переводе СФ в степень оперативной готовности (ОГ) №2 (или нет) 17 июня 1941 г.).

Н.Г.Кузнецов (нарком ВМФ): «В конце февраля и начале марта немецкие самолеты снова несколько раз грубо нарушили советское воздушное пространство… Командующие флотами с беспокойством сообщали, что гитлеровцы просматривают их главные базы. «Как быть?» — спрашивали меня. Я предложил Главному морскому штабу дать указание флотам открывать по нарушителям огонь без всякого предупреждения. Такая директива была передана 3.3.41 г.

17-18 марта немецкие самолеты были несколько раз обстреляны над Либавой… После одного из таких случаев меня вызвали к Сталину. В кабинете кроме него сидел Берия… Меня спросили, на каком основании я отдал распоряжение открывать огонь по самолетам-нарушителям… Мне был сделан строгий выговор и приказано немедля отменить распоряжение… Главный морской штаб дал 29 марта директиву:«Огня не открывать, а высылать свои истребители для посадки самолетов противника на аэродромы…

Около 11 часов вечера [21.6.41] зазвонил телефон. Я услышал голос маршала С.К.Тимошенко: «Есть очень важные сведения. Зайдите ко мне…» Наши наркоматы были расположены по соседству. Мы вышли на улицу. Дождь кончился, по тротуару снова прогуливались парочки, где-то совсем близко танцевали, и звуки патефона вырывались из открытого окна. Через несколько минут мы уже поднимались на второй этаж небольшого особняка, где временно находился кабинет С.К.Тимошенко.

Маршал, шагая по комнате, диктовал. Было все еще жарко. Генерал армии Г.К.Жуков сидел за столом[без кителя] и что-то писал… Видно, Нарком обороны и начальник ГШ работали довольно долго. Семен Константинович заметил нас, остановился. Коротко, не называя источников, сказал, что считается возможным нападение Германии на нашу страну. Жуков встал и показал нам телеграмму, которую он заготовил для пограничных округов. Помнится, она была пространной — на трех листах. В ней подробно излагалось, что следует предпринять войскам в случае нападения гитлеровской Германии.

Непосредственно флотов эта телеграмма не касалась. Пробежав текст телеграммы, я спросил:«Разрешено ли в случае нападения применять оружие?»

— Разрешено.

Поворачиваюсь к контр-адмиралу Алафузову: «Бегите в штаб и дайте немедленно указание флотам о полной фактической готовности, то есть о готовности номер один. Бегите!..» Владимир Антонович побежал, сам я задержался еще на минуту, уточнил, правильно ли понял, что нападения можно ждать в эту ночь. Да, правильно, в ночь на 22 июня…

В наркомате мне доложили: экстренный приказ уже передан. Он совсем короток — сигнал, по которому на местах знают, что делать… Берусь за телефонную трубку. Первый звонок на Балтику — В.Ф.Трибуцу: «Не дожидаясь получения телеграммы, которая вам уже послана, переводите флот на ОГ №1 — боевую. Повторяю еще раз – боевую…» Мой телефонный разговор с В.Ф.Трибуцем закончился в 23-35 минут. В ЖБД БФ записано:«23-37. Объявлена ОГ №1»…

СФ принял телеграмму-приказ в 0-56 22 июня. Через несколько часов мы получили донесение командующего А.Г.Головко:«СФ 04-25 перешел на ОГ №1». Значит, за это время приказ не только дошел до баз, аэродромов, кораблей и береговых батарей — они уже успели подготовиться к отражению удара…»

Чем же отличались ОГ для флотов? Директива наркома ВМФ СССР Военным Советам Тихоокеанского, Балтийского, Черноморского и Северного флотов, командующим Амурской, Каспийской и Днепровской флотилиям об установлении системы ОГ. №9760сс/ов 23.6.39 г.:

«…3. Установить для всего флота три, с указанием дислокации:

а) ОГ №3 (повседневная). Боевое ядро флота в готовности согласно директиве. Состав флота мирного времени в готовности, определенной схемой мобразвертывания. Ремонт кораблей производится нормально. Несется дозор у Главной базы и периодическая воздушная разведка в море.

б) ОГ №2. Боевое ядро флота в 4-часовой готовности к выходу. Состав мирного времени, находящийся в строю, в 6-часовой готовности. Ремонт кораблей форсируется. Войсковые тылы развернуты в пределах необходимого. Несется дозор у баз и воздушная разведка в море. Авиация рассредоточена на оперативных аэродромах.

в) ОГ №1. Боевое ядро флота в часовой готовности к выходу в море. Весь состав флота мирного времени в 4-часовой готовности. Зенитная артиллерия изготовлена к действию. Ремонт кораблей форсированно заканчивается. Войсковые тылы развернуты, флотские — в пределах необходимого. Усиленная воздушная разведка. Подводные лодки рассредоточены и готовы к выходу в море. Усиленный дозор у баз. Авиация рассредоточена на оперативных аэродромах.

По готовностям №1, №2, №3 никаких военных действий не открывать. Дальнейшее развертывание флота может быть либо по мобилизации, объявляемой в общем порядке, либо распоряжением народного комиссара ВМФ без объявления общей мобилизации в составе мирного времени по следующим сигналам:

а) «ЗАРЯД» — производится развертывание флота состава мирного времени по оперативному плану.

б) «ВЫСТРЕЛ» — начало военных действий.

4. Военным Советам флотов и командующим флотилиями на основе указаний по ОГ флота разработать более подробные расписания по действиям всех частей флота… Народный комиссар ВМФ СССР Флагман флота 2-го ранга Кузнецов».

При введении ОГ №2 несется дозор у всех ВМБ, постоянно ведется воздушная разведка в море, авиация ВМФ рассредоточивается. Зенитная артиллерия подготавливается к ведению огня при ОГ №1, хотя, подготовить ее к ведению огня на кораблях при переходе от ОГ №2 к №1 не занимает много времени, т.к. боезапас уже догружен.
Рассмотрим воспоминания ветеранов ВМФ СССР о событиях происходящие непосредственно перед началом войны.

СФ. А.Г.Головко (командующий СФ): «17.6.41. Около 14-ти… прошел самолет с фашистскими опознавательными знаками… Ни одна батарея не сделала… ни единого выстрела… Я задавал командирам один и тот же вопрос: почему не стреляли, несмотря на инструкции открывать огонь?»

Странный вопрос, если флот находится в готовности №3. Но, не странный, если существовал приказ (инструкция), уточняющий действия зенитной артиллерии при появлении самолетов-нарушителей. Выше было указано, что с весны существовал запрет от наркома ВМФ СССР о запрете обстрела немецких самолетов-нарушителей. Отдан Сталиным в присутствии Берии. Взять на себя ответственность — это многого стоит и характеризует командующего СФ, как Человека с большой буквы.

«Получал один и тот же ответ: не открывали огня из-за боязни что-либо напутать… В конце дня на большой высоте появилось звено фашистских самолетов… [Самолеты] были встречены… зенитным огнем…

СФ по вопросам сухопутной обороны оперативно подчинен ЛВО, моей обязанностью было немедленно донести туда о происходящем у нас… Ответ…[подписал] НШ ЛВО: «Не давайте повода противнику, не стреляйте на большой высоте». Гадаю.., что же это значит. Не стрелять, чтобы гитлеровцы не использовали сам факт стрельбы для конфликта? Или не стрелять, потому что большая высота?.. Приходится на свой страх и риск снова проявлять инициативу. Перевожу флот своим распоряжением на ОГ №2.

18.6.41. Посты службы наблюдения весь день доносят о так называемых неизвестных самолетах повсюду… Один из этих самолетов обстрелян зенитчиками 14 сд…

19.6.41. Получена директива от Главного морского штаба — готовить к выходу в море подводные лодки… Приказал рассредоточить лодки по разным бухтам и губам, с тем чтобы вышли в море немедленно, как только будет дан сигнал… [эти действия производятся уже при введении ОГ №1.]

20.6.41. В Полярном были командующий 14 армией… и НШ… Договорились, что армия для защиты этого [Мурманского] участка выделит еще одну сд, переброску которой… должны обеспечить мы.

21.6.41 …Фактически флот уже в готовности. Остается, как только последует сигнал о всеобщей мобилизации, принять положенные по мобплану различные вспомогательные суда и помещения, а также принять запасников…

22.6.41. Приказание наркома ВМФ о немедленном переходе на ОГ №1, переданное в адрес ВС, исполнено… сигналом по флоту… Гул взрывов слышали все… Отовсюду поступают донесения о фашистских самолетах, о неопознанных силуэтах надводных судов, о перископах подводных лодок. Береговые зенитные батареи и корабельная артиллерия то и дело ведут яростный, но все еще бесполезный огонь по самолетам: по чужим и по своим…»

В воспоминаниях других ветеранов упоминается, что командующий СФ приказал армейским командирам также открывать огонь по самолетам-нарушителям. Ниже представлены выписки из ЖБД, согласно которым армейская батарея открыла огонь по немецкому самолету.

ЖБД батареи 385 озад (14 сд, 14 А): «18.6.41г. Батарея охраняла КП дивизии. Внезапно нарушив границу в 18-00 появился германский самолет Ю-88 на высоте 300 м. Батарея открыла огонь после 2-го залпа самолет скрылся за горой по направлению к финской границе.

19.6.41г. Батарея имела задачу по охране КП дивизии от воздушного нападения. В 14-00 по курсу с 95 по 92 появился на высоте 9000 м самолет. Опознать не удалось т-к быстро скрылся. Батарея огня не вела.

21.6.41г. Батарея меняет ОП. Т-к огонь по Ю-88 18.6 дал возможность обнаружить местонахождение батареи.

22.6.41г. Без объявления претензий Германия объявила войну СССР. Авиации противника в воздухе не было т-к не позволяли метеорологические условия. Батарея имела задачу по ПВО КП, причала и моста…»

Мы видим личную инициативу командующего СФ адмирала А.Г.Головко (Светлая ему память) в приказе об открытии огня по самолетам. На КБФ огонь вести по самолетам-разведчикам не разрешали до утра 22 июня. Факт перевода СФ на ОГ №2 18 июня 1941 года на данный момент времени не подтверждается другими источниками. Только в книге «Капитаны эсминцев Северного флота» отмечено: «В апреле 1941 г. эсминец [«Стремительный»] встал на плановый ремонт на Мурманскую вертфь… 18 июня пришло распоряжение командующего флота о переводе на ОГ №2. Командир корабля А.Д.Виноградов собрал командиров боевых частей и потребовал определиться с реальными сроками завершения ремонта. Были поданы заявки на поставки боезапаса, топлива и продовольствия в соответствии с нормами военного времени…»

В.И.Платонов (командир охраны водного района): «В Полярный я возвратился 20 июня. НШ… доложил, что над ВМБ чуть ли не каждый день летают фашистские самолеты-разведчики и по ним разрешено открывать огонь, что с 19-30 19 июня флот переведен на ОГ №2 и мы уже выставили в море три линии корабельных дозоров… Я поспешил к командующему флотом… Выслушав отчет о поездке в столицу, Арсений Григорьевич дал разрешение отправляться на отдых в Гурзуф: «Будем надеяться, что ты полностью отгуляешь свой отпуск».

21 июня в небе над Полярным трижды появлялся на небольшой высоте немецкий самолет Ме-110. Корабли вели по нему интенсивный огонь… 22 июня первый день отпуска. Только успел забыться, как зазвонил телефон. В трубке взволнованный голос дежурного по штабу ОВРа:«Товарищ капитан 1 ранга, получен сигнал «Павлин 1»!»

— Исполнить «Павлин 1» всем кораблям и частям соединения. Вскочил, стал поспешно одеваться… Жена тревожно глядела то на меня, то на спящих детей. Откуда ей было знать, что этот сигнал, по которому флот переводится в ОГ №1, сейчас означал непосредственную угрозу войны или ее начало… В штабе флота удалось узнать лишь то, что высшая степень готовности объявлена Москвой. Сразу же распорядился, чтобы работники штаба проверили подготовку кораблей к бою. Правда, те уже давно стояли готовыми, все, что от нас зависело, мы уже сделали: приняли боезапас, топливо, питьевую воду и продовольствие, рассредоточили корабли дивизионов по заливу. В четвертом часу ночи позвонил А.Г.Головко: «Василий Иванович?»

— Да, я слушаю вас, товарищ командующий.

— Началась война! Немцы на западе перешли нашу границу…»

И.А.Колышкин: «18 июня я вышел после обеда из столовой… и вдруг услышал хлопки орудийных выстрелов. Била батарея вблизи Полярного. Я привычно пошарил глазами по небу, ища самолет, тянущий на буксире рукав — мишень, по которой тренировались в стрельбе зенитчики. Но — что за чертовщина! — никакого рукава не было, а грязно-серые разрывы клубились около самого самолета.

«В чем дело?» — спросил я оказавшегося рядом флагманского артиллериста бригады Перегудова. «А вы разве не знаете? Вчера прилетал сюда немецкий самолет, по нему не стреляли. Вот гостю, видать, понравилось, и снова прилетел». Накануне я был в море… и ничего об этом не знал… В субботу, поздним солнечным вечером… мы идем в Мурманск. Надо принять у завода «Щ-402»… и привести ее в Полярное. Утром мы ошвартовались в нашей базе. Еще издали увидал я… командира бригады Н.И.Виноградова… Он, не дожидаясь моего доклада, коротко произнес:«Война!..»

19.6.41 г. старший лейтенант Воловиков из 72 сводного авиаполка авиации СФ попытался на И-153 атаковать «двухмоторые самолеты». В ответ его атаковали четыре Bf-109 из группы прикрытия, после чего советский летчик ушел от преследования в облака. Командование ВВС на Севере успело рассредоточить и замаскировать свою авиацию на аэродромах. Немецкий историк П.Карел пишет: «На Крайнем Севере, где находился стратегически важный порт Мурманск, предпринятый 22 июня в 4-00 немецкой авиацией налет на советские авиабазы оказался нерезультативным: советские самолеты были заблаговременно рассредоточены и замаскированы»

КБФ. В.Ф.Трибуц (командующий КБФ): «Нарком ВМФ Н.Г.Кузнецов за несколько дней до нападения Германии настоятельно требовал от нас… поддержания повышенной боевой готовности, рассредоточения сил флота в Лиепае, районе Таллина, Усть-Двинска, Ханко, а также улучшения организации успешного отражения предполагавшегося нападения врага. Из Таллина в Кронштадт в сопровождении эскадренных миноносцев ушел линейный корабль «Марат», из Лиепаи в Усть-Двинск перешел отряд легких сил.»

Обратим внимание на фразу об уходе линейного корабля «Марат». 20 июня 1941 года линкор «Октябрьская Революция» пришел на Таллинский рейд, откуда ушел в Кронштадт 1.7.41 г. Таким образом, мы видим простую замену линкоров в ВМБ Таллин.

«Флот 19 июня был приведен в повышенную боевую готовность, базы и соединения получили приказ рассредоточить силы и усилить наблюдение за водой и воздухом, запрещалось увольнение личного состава из частей и с кораблей.

21 июня 1941 года около 23 часов на КП в Таллине зазвонил телефон прямой связи с Москвой. Народный комиссар ВМФ… сообщил мне: «Сегодня ночью возможно нападение фашистской Германии на нашу страну». Он приказал, не дожидаясь получения телеграммы, которая уже послана, привести флот в полную боевую готовность, всякое нарушение государственной границы, всякое действие против нашей страны отражать всей мощью оружия.

«Разрешается ли открывать огонь в случае явного нападения на корабли и базы?» — переспросил я.

— Да, приказываю нападение отражать всеми силами, но на провокации поддаваться не следует.

Вызвав к себе НШ флота Ю.А.Пантелеева и ЧВС М.Г.Яковенко, я информировал их о полученных приказаниях. После этого по прямым телефонам связался с командирами ВМБ…, зам.командующего ВВС флота… и другими командирами соединений; сообщил обстановку и приказал привести вверенные им соединения и части в полную боевую готовность… В 23-37 21 июня весь состав флота был готов к немедленному отражению нападения противника, о чем было доложено народному комиссару ВМФ. Все маяки на море были погашены. Затем мы информировали об обстановке НШ ЛВО… и правительство ЭССР.

После приказа наркома о приведении флота в полную боевую готовность нами было получено сообщение за полночь 22 июня: «В течение 23 июня возможно внезапное нападение немцев. Оно может начаться с провокационных действий, способных вызвать крупные осложнения. Одновременно быть в полной боевой готовности, встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников. Приказываю: перейдя на ОГ №1, тщательно маскировать повышение боевой готовности. Ведение разведки в чужих тер.водах категорически запрещаю. Никаких других мероприятий без особого разрешения не производить». Но я знал, что приказание отправлено до нашего разговора с наркомом, поэтому мы боевой готовности не снижали…»

Ю.А.Пантелеев (НШ КБФ): «Мы по своей инициативе предприняли некоторые меры… 19 июня 1941 года… Военный Совет КБФ решил привести флот в повышенную оперативную готовность… Адмирал [В.Ф.Трибуц] меня задержал. Он позвонил в Москву и вызвал Народного комиссара ВМФ Н.Г.Кузнецова: «Товарищ Нарком, у меня сложилось мнение, что нападение Германии возможно в любой час. Надо начинать ставить заграждения, иначе будет поздно! Считаю необходимым повысить ОГ флота…» Положив трубку, адмирал облегченно вздохнул:«С повышением ОГ флота согласился, но приказал быть осторожными, не лезть на провокации. А с постановкой мин велел подождать. Давайте действовать!»

…ОГ №2 — это еще не боевая тревога, но делать надо было многое. Во дворе гудели автомашины. Командиры так называемого первого эшелона штаба торопливо выносили чемоданы и портфели с оперативными документами. Матросы грузили имущество. Все делалось быстро, бегом, ибо для перехода на береговой КП существовал определенный норматив времени… На КП переходили все штабы и учреждения флота. Тылы готовились к снабжению кораблей всем необходимым… В 16-15 КБФ перешел на ОГ №2…

Нам категорически запрещали постановку мин без особого разрешения. Не раз пришлось и мне по этому поводу вести телефонные разговоры с зам.наркома ВМФ адмиралом Л.М.Галлером. «Товарищ Пантелеев, будьте во всем осторожны», — неизменно напоминал он – «какие вы там задумали мины ставить? Не поддавайтесь провокациям и, пожалуйста, не шумите раньше времени…»

В течение всего дня 21 июня из Ханко и Риги командующий флотом получал доклады и донесения, проникнутые желанием дать провокаторам крепко по рукам. Командир Либавской ВМБ… настойчиво просил разрешения открыть хотя бы предупредительный огонь по немецким самолетам, появляющимся над базой. Командующий дал телеграмму всем командирам соединений. В ней указывалось, что провокации фашистов в районах наших ВМБ и в территориальных водах не прекращаются, что необходимо повысить бдительность и усилить боевую подготовку. «Меньше говорить о военной опасности, а больше делать, чтобы поднять боеспособность кораблей» — такими словами заканчивалась телеграмма. Эти указания комфлота пришли на корабли, стоявшие в Либаве, на рассвете 22 июня — в момент, когда их уже бомбила немецкая авиация…

Около полуночи меня срочно вызвал командующий… В его кабинете уже находился ЧВС флота… Адмирал Трибуц сидел, откинувшись в кресле, и нервно постукивал по колену длинным карандашом. «Сейчас говорил по телефону с Наркомом», — сказал он мне без всяких предисловий — «сегодня ночью надо ожидать нападения на нас Германии».
Я бегом вернулся к себе, и через несколько минут необходимые указания уже передавались на соединения флота, в штаб авиации и начальнику тыла. В 23-37 21 июня 1941 года на КБФ была объявлена ОГ №1… Срочно передаем сигнал соединениям и частям. Командиры их знали, что делать: необходимые документы хранились в сейфах, оставалось только вскрыть запечатанные пакеты… Это еще не означало войну, но уже обязывало огнем отражать любое нападение. На подходах к главной базе флота дополнительно установили ближний корабельный дозор. В 1-40 22 июня я донес начальнику Главного Морского штаба:«Флот и базы переведены на ОГ №1»…

Уже чувствовалось, что в ближайшие дни флот будет сконцентрирован в Риге и Таллине. Туда необходимо было срочно завезти дополнительное количество топлива… Тут же в полночь запросили у Наркома разрешение танкеру «Железнодорожник»… немедленно следовать в Усть-Двинск, а танкеру №11 — из Кронштадта в Таллин. Уже к двум часам пришло из Москвы согласие; одновременно нам позволено было расходовать мобилизационные запасы.

Командиру Либавской базы я передал приказание командующего: все оставшиеся подводные лодки типа «М», кроме дозорных, перевести немедленно в Усть-Двинск, а остальные — в Виндаву. Командиру же ВМБ Ханко приказано было все подлодки и торпедные катера перевести в Палдиски. Это предусматривалось нашими планами.

В Таллине стояло несколько новых кораблей, почти закончивших свои государственные испытания. Их решено было принять в состав флота и утром поднять на них военно-морской флаг. Менее готовые корабли срочно направлялись в Ленинград на заводы…

Около часу ночи поступила телеграмма от Наркома ВМФ. Она предупреждала, что в течение 22–23 июня возможно внезапное нападение немцев, которое может начаться с провокационных действий… Телеграмма запрещала разведку в чужих водах и любые активные действия без разрешения Москвы, в том числе и постановку оборонительных минных заграждений… 22 июня в 4 часа утра упали первые бомбы на наши города и ВМБ…»

Н.М.Харламов (начальник управления боевой подготовки ВМФ):«[20.6.41] состоялось заседание Военного Совета флота… Большинство выступавших были едины в том, что наиболее вероятным районом первого вражеского удара будет Либава. Командир этой ВМБ… еще накануне получил приказ о переводе частей на ОГ №2. Такой же приказ от командующего округом получил и командир 67 сд генерал-майор Н.А.Дедаев, который должен был взаимодействовать с Либавской базой и возглавить оборону города… Вечером 21-го я находился на КП флота, когда позвонил народный комиссар ВМФ. Он отдал устный приказ:«Флоту перейти на ОГ №1, а в случае нападения применить оружие…»

С.И.Кабанов (командир ВМБ на полуострове Ханко):«19 июня в 17-15 был получен сигнал по флоту:«ОГ №2». Никаких объяснений причин введения готовности, сводок, документов не было. Я… полагал, что готовность… объявлена из центра, наркомом ВМФ. Все пришло в движение в соответствии с наставлением о готовности. Но части 8 сбр не получили из Ленинграда команды занять свои батальонные районы обороны.

Вечером, часов в одиннадцать, я пришел домой, чтобы отдохнуть. По ОГ №2 КП не развертывались, хотя ЖБД было приказано вести. Не успел я переодеться и сесть за стол, как с границы по телефону доложили, что из Хельсинки к городу прошли три легковые автомашины с полпредом СССР в Финляндии т.Орловым, его заместителем Елисеевым и военно-морским атташе капитаном 2 ранга Тарадиным. Приезд их поздним вечером в базу — дело необычное. Я встревожился. Позвонил домой НШ: он, оказывается, уже ушел.

Максимов доложил, что полпред коротко сказал:«Возможно 22–25 июня Германия начнет с Советским Союзом войну, Финляндия — ее союзница. Кроме того, поскольку в порту Турку разгружаются две немецкие пд… Теперь стало объяснимым, почему так много германских транспортов, особенно в последние дни, следовало в Турку. Ждать больше нельзя. И я приказал развертывать все силы базы, как полагалось по ОГ №1, но боевой тревоги не объявлять. [Снова мы видим факт личной инициативы С.И.Кабанова.]

В 22-55 19 июня было получено донесение штаба 8 сбр, что в финских заграждениях… сделаны два прохода шириной каждый по 15-20 м. В этих же районах замечены группы солдат, одетых в форму, непохожую на финскую…
Утром 20 июня… командир бригады доложил, что его полки полностью заняли свои участки обороны. Одновременно он просил, отвечая на мой вопрос, не снимать пока пограничников с охраны границы… Днем 20 июня на базу прибыл рейсовый турбоэлектроход «И.Сталин»… По расписанию он должен был на другой день, приняв на борт пассажиров и грузы, выйти обратно в Ленинград. Я приказал, на свой риск, турбоэлектроход 21 июня в рейс не выпускать.

На другой день… я получил очень неприятную радиограмму от командующего флотом: обвинив меня в произволе, он требовал объяснить причины такого самоуправства. Я срочно донес командующему, что задержал турбоэлектроход, рассчитывая отправить на нем семьи командиров, политработников и сверхсрочнослужащих. Кроме того, в базе много и гражданских лиц. Одновременно я напомнил содержание моей радиограммы от 19 июня, о сути предупреждения полпреда, его действиях и принятых мною мерах.

Послал это объяснение и задумался. Что будет, если все обойдется хорошо и ОГ №2 будет отменена?.. Тогда мне придется из своего кармана платить Совторгфлоту за простой такого громадного судна. А платить-то мне нечем… Запросов больше не поступало. В этот день… дважды обнаруживали чужие подлодки. Несколько раз севернее и западнее Ханко появлялись чужие самолеты, не нарушая наших границ… В течение суток 21 июня истребители 4-й эскадрильи… барражировали над базой, охраняя ее с воздуха… В 23-53 командующий флотом ввел ОГ №1. В ВМБ базе Ханко ОГ №1 фактически уже была введена…»

ЖБД 8 отд.сбр: «21 июня 1941 г. За последние дни усилились случаи нарушения морской и сухопутной границ немецкими вооруженными силами. Наблюдается усиленное сосредоточение войск в восточной Пруссии и на территории Финляндии. По всей Финляндии происходит полная мобилизация людских ресурсов. Большинство финских солдат отправляется на нашу восточную границу – в Выборском направлении. На сухопутном участке границы в р-не Лаппохья – Согаре финны усилили наблюдение за нашей территорией, причем солдаты ходят в боевой готовности. Гражданское население финнов из погранполосы эвакуируется. Пограничные заставы отводятся от границы.

В 00-00 часов штабом ВМБ Ханко, бригаде подан сигнал ОГ №1. Части бригады приведены в полную боевую готовность. Усилено наблюдение на всем протяжении границы. Частям даны указания о эвакуации семей н/с с пароходом, отходящим 22.6.41 в 18-00. Семьи нач.состава с восточных и западных островов, и частично из Лаппвик переселены вглубь п/о…»

Б.М.Волчок (ВМБ Ханко): «21.6.41 года в штабе зенап проходил семинар руководителей политзанятий. После обеда комиссар полка [сделал] короткое сообщение: «Части ПВО приведены в повышенную боевую готовность. Семинар прекращается. Всем немедленно вернуться в свои подразделения!..» Около четырех часов утра 22 июня в небо впились голубые лучи, осветившие фашистские самолеты, и зенитчики открыли огонь…»

Г.М.Егоров: «12.6.41 подводная лодка «Щ-310», на которой я служил штурманом, выходила из ВМБ КБФ — Таллина в море на патрулирование… Кроме нашей «Щ-310»… для выполнения учебных торпедных атак прибыли и другие корабли дивизиона: «Щ-309» и «Щ-311»… Кораблем-целью служил эсминец «Энгельс». Лодки, поочередно погружаясь, выходили на него в атаки… Вечером 21 июня… дивизион лодок… двинулся в надводном положении в Таллин…

22 июня около пяти утра подошли к Таллину… С сигнального поста поступил… семафор: «Стать на якорь. Ожидать дальнейших распоряжений»… Ярошевич… сказал, ни к кому не обращаясь:«Опять, видно, флотское учение. А у нас и топливо и продовольствие на исходе». «Без топлива не отправят в море», — высказал резонную мысль командир БЧ-5…

С поста поступило очередное приказание оперативного дежурного штаба флота: «Немедленно подготовьте к списанию на берег курсантов. Сейчас за ними подойдет катер»… Наш вахтенный командир спросил у старшего на катере:«Что новенького на берегу?»

— Вы что, с луны свалились? Еще с ночи по флоту объявлена ОГ №1…

Я спросил у командира:«Не война ли?» Дмитрий Климентьевич пожал плечами:«Не может быть… Немцы на западе связаны боевыми действиями. Куда им еще и на восток лезть…»

Мы видим, что при неожиданных событиях ночи 22 июня про указанный отряд кораблей просто позабыли. Настроения, что вот-вот может начаться война среди командного состава подлодки «Щ-310» нет.

П.Д.Грищенко (командир подводной лодки): «Нападение фашистской Германии было для нас настолько неожиданным, что, когда в четыре часа утра над нами появились самолеты со свастикой, мы подумали: это продолжается учение.Накануне, в субботу вечером, все обратили внимание на то, что громкоговорители на территории ВМБ часто повторяли: «Граждане, проживающие в городке! Учение по местной ПВО Либавы продолжается, следите за светомаскировкой». Однако в 23-37 21 июня по КБФ была объявлена ОГ №1. В два часа личный состав из береговых казарменных помещений перешел на подводные лодки.

Первый час мы стояли с замполитом Бакановым на мостике, курили, гадали, что будет дальше. То же происходило на соседних подводных лодках: все с нетерпением ждали сигнала «отбой», но его не было. Спустившись в центральный пост, я решил не терять зря времени, провести учение по живучести и непотопляемости корабля…

В 3-30, в самый разгар наших учений, получив радиограмму с адресом: «По флоту», я быстро прочел вслух: «…последнее время многие командиры занимаются тем, что строят догадки о возможности войны с Германией и даже пытаются назвать дату ее начала… Вместо того чтобы… Приказываю прекратить подобные разговоры и каждый день, каждый час использовать для усиления боевой и политической подготовки… Ком-флот Трибуц».

Все облегченно вздохнули. Но уже через минуту-две штурман Петров доложил с мостика:«В гавани над подводными лодками на высоте 500-600 метров пролетели три самолета-бомбардировщика с черными крестами и фашистской свастикой. Даю команду — «воздушная тревога». Готовим к бою зенитное орудие. Но никто из командиров подводных лодок, памятуя указание комфлота — «огонь не открывать», не решается взять на себя смелость и нарушить его. Между тем самолеты в третий раз пролетают над нами. Где-то в стороне не то взрывы бомб, не то стрельба из орудий.

Все телефоны на пирсах заняты. Звоним во все инстанции, но ответ один: ждите указаний. И мы ждали. Только в шесть часов утра до нас дошла весть: «Германия начала нападение на наши базы и порты. Силой оружия отражать всякую попытку нападения противника…»

Ю.С.Русин: «21.6.41г. личный состав подводных лодок жил по обычному распорядку дня. Вечером одна часть личного состава находилась в увольнении на берегу, другая — несла дежурно-вахтенную службу и отдыхала в кубриках на плавбазах… В 23-37 на кораблях флота прозвучали колокола громкого боя. Должен заметить, что мы нередко слышали такие сигналы и были в какой-то мере привычны к ним. Еще 19 июня по приказанию из Москвы КБФ был переведен на ОГ №2. Ранее тревоги проводились как учебные и личный состав выполнял свои обязанности в установленной последовательности… В ту ночь флот переходил на ОГ №1. В течение всей ночи личный состав «малюток» не смыкал глаз, ожидая боевого приказа…»

З.С.Тимошкова (1 бригада морской пехоты БФ): «Я была одна женщина – кругом морячки. Там я была заведующей зубным кабинетом. 21 июня все мы легли спать. Как раз накануне у нас все ребята в увольнительную готовились… По боевой тревоге в 12 часов ночи, подняли нашу часть…»

А.Г.Миролюбов: «К июню 1941 года для прикрытия от ударов с воздуха кораблей и других объектов ВМБ КБФ в Таллине были развернуты три зенап (№№ 3, 4, 5), подразделения службы ВНОС, прожекторный батальон и прожекторные роты озад.

Выполнять боевую задачу наземные средства ПВО должны были в тесном взаимодействии с 13 и 71 иап авиации флота и с зенитными средствами кораблей, находившихся в базе. Боевое управление средствами ПВО главной базы осуществлял начальник ПВО флота генерал-майор артиллерии Г.С.Зашихин. 19 июня флот был переведен на ОГ №2, а в 23-27 21 июня — на полную боевую готовность. С этого времени зенитчики не отходили от своих орудий и приборов…»

М.П.Павловский: «Был июнь 41-го года. На листке… календаря жирно чернело число «21». Рабочий день близился к концу. В это время в кабинет без доклада вошел начальник ШО.

— Что у вас? — недовольно встретил его генерал.

— Очередное донесение, товарищ комендант.

Елисеев быстро пробежал текст глазами. Когда офицер удалился, генерал сказал, что вблизи наших берегов появились немецкие подводные лодки. Не успели мы обменяться по этому поводу мнениями, как начальник ШО вошел вновь. На этот раз он подал генералу приказ о немедленном возвращении из отпусков командиров. Генерал сразу же отдал необходимые распоряжения, приказал усилить наблюдение за морем, затребовал мобилизационный план. По поручению Елисеева Охтинский несколько раз звонил в Таллин, чтобы получить хоть какие-нибудь разъяснения. Но штаб флота неизменно отвечал:«Ждите указаний».

«Что ж», — расхаживая по кабинету, вслух размышлял генерал, — «будем ждать. Может, дальше готовности №1 и не пойдет. Как думаете, Алексей Иванович?» Охтинский молчал. «Нет», — продолжал Елисеев – «не должно пойти...»

Остаток ночи показался нам бесконечно долгим. Все бодрствовали. Перед самым восходом солнца… раздался телефонный звонок… К аппарату подошел Охтинский. Слушая, он вдруг изменился в лице. Мы затаили дыхание. Когда вошел Елисеев, Охтинский медленно опустил трубку на рычаг: «Война, товарищ генерал. Только что звонил НШ штаба флота. Гитлеровцы перешли границу, бомбят города».

«Какие указания?» — глухо спросил Елисеев. Передаю дословно: «Вы в отрыве от нас, действуйте по собственному усмотрению…»

Ф.К.Тимашев: «С 1940 года я служил в Либаве командиром зенитной батареи. Наш 84 озад в составе трех зенитных батарей имел боевую задачу прикрывать от ударов с воздуха гавань, морской завод и военный городок. Батареи соседнего 43 озад располагались на позициях в южной части Либавы, а одна из них — на аэродроме Гробиня…

21 июня увольнений в город не производилось. Около полночи объявили боевую тревогу, и все части Либавской ВМБ переводились на полную боевую готовность. Приблизительно в час ночи командир дивизиона В.С.Сорока передал по телефону, что возможны провокации со стороны фашистов. Около четырех часов утра разведчик батареи…:«Шум моторов самолетов в морском секторе курсом на базу». Донесение передали на дивизионный КП. Стоял сплошной туман, видимость плохая, однако дальномерщики и прибористы начали поиск цели. Одновременно мы услышали взрывы бомб в районе аэродрома.

Первым обнаружил цель дальномерщик Скворцов. Затем цель поймали прибористы Гуменюк и Вельбовец. Прошло несколько секунд и батарея открыла огонь, дав три залпа по уходившим самолетам фашистов. Открыли огонь также другие батареи и корабельные зенитки. Скворцов доложил, что один самолет задымил, пошел на снижение в южном направлении. Около шести часов утра вражеская авиация произвела второй налет…»

А.С.Черный: «Летом 1941 года я командовал 202 озад ПВО КБФ. Наши батареи располагались в Эстонии на островах Суур и Вяйке Пакри, прикрывая с воздуха город Палдиски с северного направления… Дивизион состоял из трех артиллерийских батарей 76-мм орудий, прожекторной и пулеметной рот, батареи обслуживания и взвода управления…

19 июня 1941 года по приказанию из штаба флота мы перешли на ОГ №2, а поздно ночью 21 июня — на ОГ №1. 22 июня в 12-10 по радио узнали о вероломном нападении фашистской Германии на нашу страну.»

П.Е.Мельников: «В состав сектора входили 22 и 32 отд.артдивизионы, 37 озад и 41-й отд.пулеметный батальон… Стук в окно в первом часу ночи явился для меня полной неожиданностью. Отперев дверь и выслушав доклад рассыльного, что в штаб поступила срочная телеграмма, я без большой охоты надел китель и фуражку. «Что там стряслось?» — спросила сонным голосом Вера.

— Не знаю, сейчас схожу в штаб, выясню. Какая-то срочная телеграмма.

Крючков уже был на месте. Он протянул мне телеграмму:«Посмотри, что пишут из сектора». А писалось вот что:«ОГ №1. Все немецкие подводные лодки, появляющиеся в секторах батарей, считать неприятельскими и открывать по ним огонь».

«Понимаешь что-нибудь?» — поинтересовался Крючков. «Нет», — чистосердечно признался я. Комдив кивнул головой:«И я тоже. Но, похоже, дело серьезное».

— Но ведь у нас с Германией договор…» Нет ни слова о введении ОГ №2.

С.Г.Кушнерев: «Перед войной я служил в штабе зенитного соединения, прикрывавшего с воздуха Кронштадт с его морскими и береговыми фортами, а также объекты флота от Ораниенбаума до Усть-Луги. В то время этот район считался тыловым участком флота, т.к. основные силы и объекты флота располагались в Эстонии, Латвии, а также на арендованной у Финляндии территории — полуострове Ханко.

В июне на КБФ проходило учение, в котором участвовали корабли и части флота, в том числе и подразделения ПВО. Учение закончилось 21 июня. Была суббота и свободные от дежурства офицеры разъехались по домам…
При вступлении на дежурство, я проверил готовность к бою дежурных зенитных батарей, прожекторов, средств наблюдения за воздухом, исправность всех линий связи, убедился, что в воздухе нет своих самолетов и нет заявок на полеты в нашей зоне. Закончив проверку, я доложил на КП ПВО флота в Таллине. Предполагалось, что дежурство будет спокойным, как это обычно бывало после только что закончившихся учений. В четвертом часу утра 22 июня на КП по телефону поступило донесение от дежурного по батарее №413…:«С северо-запада шум авиационных моторов!»

Может быть это наши «заблудившиеся» самолеты? — подумалось мне. Надо выяснить и я подал команду: «Прожекторам осветить цель!» С КП в Кронштадте доложили:«В лучах прожекторов фашистские самолеты сбрасывают какие-то предметы на парашютах в районе маяка Толбухин». Какие предметы может сбрасывать боевой самолет? Бомбы! Но для этого не нужен парашют. Значит, это могут быть только морские мины. Действия немецких самолетов носят явно враждебный характер. Это ясно, но открывать ли огонь? Да, открывать, — решил я и подал команду:«Дежурным батареям открыть огонь по вражеским самолетам! Всем остальным частям ПВО — боевая тревога…

Подбитый вражеский самолет совершил вынужденную посадку на нашей территории и плененный командир экипажа не мог придумать ничего более оригинального: он заявил, что самолет вылетел на прогулку, но заблудился и был подбит над Кронштадтом. Однако события развивались своим чередом. Начались запросы по телефонам:

— Что за стрельба над Кронштадтом? — запрашивал дежурный 2-го корпуса ПВО.

— Доложите воздушную обстановку над Кронштадтом, — потребовал командующий Северной зоной ПВО генерал-майор Ф.Я.Крюков.

На каш КП прибывали по тревоге офицеры, а когда прибыл военный комиссар участка ПВО полковой комиссар Л.Л.Маргулис, он немедленно отстранил меня от дежурства: «Мы разберемся, что вы натворили и по каким самолетам открыли огонь…»

Я.М.Дмитриев: «11 озад… имел боевую задачу — прикрывать от возможных ударов с воздуха береговые форты… Поэтому позиции батарей были оборудованы как долговременные (стационарные). 3-я батарея, которой я командовал, занимала позицию приблизительно в 4-х км к югу от форта «Краснофлотский»…

19 июня батарея прибыла на форт «Краснофлотский» для выполнения учебной стрельбы в ночное время. Здесь находился наш зенитный полигон. Развернулись в боевой порядок, тщательно подготовились к стрельбе, но к вечеру небо затянули облака и стрельбу отменили. Такая же картина повторилась 20 и 21 июня.

21.6.41 наша зенитная батарея заступила на боевое дежурство. Ночью бодрствовали только вахтенные разведчики, наблюдавшие за воздухом, и часовые. Остальные, расстелив на траве чехлы и брезенты, укрывшись бушлатами, улеглись спать возле орудий. Примерно в 3-40 командир дальномерного отделения И.Пахолков обнаружил группу самолетов, летевших вдоль финского берега в направлении Кронштадта. Различив черные кресты — опознавательные знаки фашистской Германии, — он доложил:«Курсом на Кронштадт летят немецкие самолеты!»

Подбежав к дальномеру, я убедился, что это действительно фашистские самолеты и объявил тревогу. 16–18 самолетов «До-215» летели на высоте 300–400 метров в кильватер на увеличенных интервалах. Подлетая к фарватеру, самолеты сбрасывали на парашютах мины, разворачивались и уходили на запад вдоль берега залива. Один из них, увидев впереди по курсу рыбацкий сейнер, обстрелял его из пулеметов…

Инструкция предписывала командиру дежурной батареи самостоятельно открывать огонь по самолетам в случае их появления над нашей территорией и явно враждебных действий. Такие враждебные действия налицо, и решение может быть только одно — при входе «дорнье» в контролируемую батареей зону открыть огонь. Но как же нам не везло! Самолеты летели настолько низко, что из-за леса, тянувшегося вдоль берега, комендоры орудий их не видели… В 12 часов дня 22 июня 1941 года, уже вернувшись на основную позицию, мы… слушали по радио правительственное сообщение о том, что фашистская Германия… внезапно, без объявления войны напала на нашу Родину…»

С.Ф.Голубев: «Красивыми и впечатлительными были кронштадтские белые ночи в июне 1941 года. Но несмотря на мнимое спокойствие, все части КБФ, в том числе и Кронштадтской ВМБ, находились в ОГ №1, а одна треть зенитной артиллерии, прожекторов и все посты воздушного наблюдения, оповещения и связи — в полной боевой готовности. [Сведения об ОГ №1 не подтверждаются другими воспоминаниями. Речь может идти только о ОГ №2. В ОГ №2 для среднекалиберной артиллерии 1/3 всех батарей находится в боевой готовности №1.]

В восточной части небосвода рождалось утро, когда 22 июня были обнаружены неопознанные самолеты. Они появились на приглушенных моторах из района Териок и над фарватером в Финском заливе что-то сбрасывали в воду. Разведчики зенитных батарей и наблюдательных постов донесли об увиденном на КП. Прозвучал сигнал боевой тревоги во всех частях ПВО базы. Раздались первые залпы батарей 1-го зенап…»

П.П.Ковкин: «Во второй половине мая 1941 года проходило общефлотское учение. В нем участвовал и 309 отд.прожекторный батальон, боевые порядки которого располагались на южном берегу Финского залива в районе фортов. С вечера бойцы занимали свои позиции, а днем уходили на форт «Красная Горка», где находились наши казармы.

Так было и в ночь на 22 июня 1941 года. Примерно в три часа я поднялся на вышку КП и увидел над Кронштадтом разрывы зенитных снарядов. В это время НШ батальона А.Котов по телефону доложил мне, что на Кронштадт произведен налет фашистских самолетов. Я ответил:«Все идет по плану». По замыслу руководителей учения намечалось «воздушное нападение» на «ВМБ Кронштадт», а зенитная артиллерия должна была «отражать налет», т.е. проводить учебные стрельбы. Через небольшой промежуток времени я услышал приближающийся звук самолетов, но не мог обнаружить их в небе. Увидел только тогда, когда самолеты находились совсем близко и хорошо различил опознавательные знаки фашистской авиации.

Два самолета летели курсом с востока на запад. Впереди моего КП стояла третья батарея 11 озад, но она не открывала огня из-за малой высоты цели. Через 1–2 минуты прошли еще три самолета. Они летели по фарватеру и батарея произвела один залп. Тогда я понял, что это не учение, а война с фашистской Германией. Необходимо было немедленно развернуть работу штаба и всего батальона по плану военного времени…»

Е.С.Надеждин (старшина 2-й статьи. служил на ТК в Финском заливе): «Финская война закончилась. Служба в КА снова пошла своим чередом… Как-то летом в июне 1941 года был солнечный день, и мы с ребятами купались в море, вдруг в штаб из Москвы пришла телефонограмма о том, что немцы ночью начали бомбить СССР…»

ЧФ. Н.М.КУЛАКОВ (ЧВС ЧФ): «18 июня учение закончилось, и корабли стали возвращаться в Севастополь. Однако на флоте была сохранена ОГ №2. Разбор маневров планировался на 23 июня…

21 июня начальник РО полковник Д.Б.Намгаладзе принес мне запись… передачи английского радио, где говорилось, что нападение Германии на Советский Союз ожидается в ночь на 22 июня. Я немедленно позвонил по ВЧ И.В.Рогову [начальник Главного политического управления ВМФ – зам.наркома ВМФ, член ЦК ВКБ(б).], спросил, как это понимать. Он одобрил наши действия по поддержанию боеготовности и сказал, что о сообщении английского радио в Москве известно, необходимые меры принимаются. В тот субботний вечер личному составу кораблей был предоставлен отдых. И хотя корабли оставались затемненными, город сиял яркими огнями… Я поздно вечером уехал к семье… Разбудил звонок служебного телефона.

— Товарищ дивизионный комиссар, — докладывал оперативный дежурный, — получена важная телеграмма наркома. Машина за вами выслана… В штабе флота уже почти все были в сборе. Здесь царила деловая сосредоточенность, все выглядело так, будто продолжалось флотское учение. Вице-адмирал Ф.С.Октябрьский… протянул мне бланк с телеграммой наркома. Это был краткий, состоявший из нескольких слов, приказ всем флотам, кроме Тихоокеанского, о немедленном переходе на ОГ №1. Телеграмма, принятая в начале второго часа ночи, шла из Москвы считанные минуты, но за это время нарком Н.Г.Кузнецов лично передал этот же приказ по телефону (к аппарату подошел контр-адмирал И.Д.Елисеев, остававшийся в штабе с вечера).

Дав мне прочесть телеграмму, командующий спросил:«Как думаешь, Николай Михайлович, это война?» «Похоже, что так», — ответил я – «кажется, англичане не наврали. Не думали все-таки мы с тобой, Филипп Сергеевич, что она начнется так скоро…»

Перевод флота на высшую боевую готовность был у нас хорошо отработан, и все шло по плану. Корабли и части приступили к приемке добавочного боезапаса, топлива, продовольствия. По гарнизону был дан сигнал «Большой сбор», а база и город затемнены. Светили только Херсонесский маяк и Инкерманские створные знаки, и вдруг обнаружилось, что связь с ними нарушена. Туда были посланы мотоциклисты, и скоро маяк и створные знаки потухли. Продолжал светить лишь самый дальний створный знак — Верхний Инкерманский, но один он не мог служить достаточным ориентиром для неприятельской авиации. Как потом выяснилось, нарушение связи явилось результатом диверсии — кто-то вырезал на линиях десятки метров провода…

К половине третьего закончили переход на ОГ №1 все корабельные соединения, береговая оборона, морская авиация. Поступил доклад о том же с Дунайской военной флотилии… Около трех часов ночи с постов наблюдения и связи в районе Евпатории и на мысе Сарыч донесли: слышен шум моторов неизвестных самолетов. Они летели над морем в направлении Севастополя. В 3-07 шум моторов услышали уже с поста на Константиновском равелине. В городе еще до этого проревели сирены воздушной тревоги. Вот-вот зенитчики должны были открыть огонь — приказ об этом начальнику ПВО флота полковнику И.С.Жилину был отдан НШ флота контр-адмиралом И.Д.Елисеевым, как только стало ясно, что неизвестные самолеты приближаются к главной базе… В 3-15 — ударили наземные и корабельные зенитки…»

Н.Г.Кузнецов (нарком ВМФ): «Первым принял удар на себя Севастополь… Город вечером 21 июня еще сверкал огнями. Бульвары и сады переполнила праздничная нарядная публика… Пишет в своих воспоминаниях адмирал И.Д.Елисеев:«В 01-03 поступила телеграмма из Москвы. Через две минуты она уже лежала у меня на столе. Вскоре телеграмма была вручена прибывшему командующему флотом. Это был приказ Наркома ВМФ о переводе флота на ОГ №1… ОГ № 1 была объявлена по флоту в 01:15…»

Постепенно начали гаснуть огни на бульварах и в окнах домов. Городские власти и некоторые командиры звонили в штаб, с недоумением спрашивали:«Зачем потребовалось так спешно затемнять город? Ведь флот только что вернулся с учения. Дали бы людям немного отдохнуть». «Надо затемниться немедленно», — отвечали из штаба. Последовало распоряжение выключить рубильники электростанции. Город мгновенно погрузился в такую густую тьму… В штабе флота вскрывали пакеты, лежавшие неприкосновенными до этого рокового часа. На аэродромах раздавались пулеметные очереди — истребители опробовали боевые патроны. Зенитчики снимали предохранительные чеки со своих пушек…

«Примерно к 02-00 22 июня весь флот находился в готовности»,— записано у Н.Т.Рыбалко. Около 3 часов дежурному сообщили, что посты СНИС и ВНОС [СНИС — cлужба наблюдения и связи] слышат шум авиационных моторов. Рыбалко докладывает об этом И.Д.Елисееву. «Открывать ли огонь по неизвестным самолетам?» — звонит начальник ПВО полковник Жилин. «Доложите командующему», — отвечает НШ. Рыбалко докладывает комфлоту… Происходит разговор, который воспроизвожу по записи дежурного.

Ф.С.Октябрьский. Есть ли наши самолеты в воздухе?

Н.Т.Рыбалко. Наших самолетов нет.

Ф.С.Октябрьский. Имейте в виду, если в воздухе есть хоть один наш самолет, вы завтра будете расстреляны.

Н.Т.Рыбалко. Товарищ командующий, как быть с открытием огня?

Ф.С.Октябрьский. Действуйте по инструкции…

Естественно, такой ответ не мог удовлетворить дежурного Н.Т.Рыбалко, и он обратился к стоявшему рядом с ним НШ флота И.Д.Елисееву:«Что ответить полковнику Жилину?» «Передайте приказание открыть огонь», — решительно сказал И.Д.Елисеев. «Открыть огонь!» — скомандовал Н.Т.Рыбалко начальнику ПВО. Но и полковник Жилин хорошо понимал весь риск, связанный с этим.

— Имейте в виду, вы несете полную ответственность за это приказание. Я записываю его в ЖБД, — ответил он, вместо того чтобы произнести короткое флотское «Есть!». «Записывайте куда хотите, но открывайте огонь по самолетам!» — уже почти кричит, начиная нервничать, Рыбалко…»

Г.К.Жуков (начальник ГШ): «В 3-07 мне позвонил по ВЧ командующий ЧФ адмирал Ф.С.Октябрьский и сообщил:«Система ВНОС флота докладывает о подходе со стороны моря большого количества неизвестных самолетов; флот находится в полной боевой готовности. Прошу указаний». Я спросил адмирала:«Ваше решение?»

— Решение одно: встретить самолеты огнем ПВО флота.

Переговорив с С.К.Тимошенко, я ответил адмиралу Ф.С.Октябрьскому: «Действуйте и доложите своему наркому…»

На ЧФ также боятся попасться на провокацию вопреки Директиве из Москвы. Уточняют у начальника ГШ, как поступать. Трудно сказать: насколько это соответствует действительности…

Н.Е.Басистый (командир крейсера): «…Пятеро суток «Червона Украина» то вместе с эскадрой, то вдалеке от нее бороздила Черное море… Грохотали залпы ее главного калибра, стреляли зенитные пушки… Порядком уставшие, не выспавшиеся, 19 июня мы вернулись в Севастополь… Наступило 21 июня… День большой приборки. По корабельным коридорам и палубам не пройти. Все моется, всюду наводятся чистота и блеск. Вымыв крейсер, как говорится, от клотика до киля, краснофлотцы и старшины занялись своими делами… В моей каюте собрались командиры боевых частей. Подсчитываем, сколько и каких запасов принял крейсер…

Обстановка на Севастопольском рейде, несмотря на повышенную ОГ, не располагала к особой тревоге. Ночью я проснулся от пушечной пальбы и тревожных гудков… Бежал по непривычно темным улицам — повсюду в Севастополе было погашено уличное освещение. Спереди и сзади слышался топот ног — многие моряки по тревоге спешили на свои корабли… Сергиевский взволнованно докладывает:«По большому сбору на корабле объявлена ОГ №1. К зенитным орудиям поданы боеприпасы. Есть распоряжение ВС флота: если над базой появятся чужие самолеты — открывать огонь… Было уже более трех часов ночи, когда лучи прожекторов пронзили небо, крестиком засветился в них самолет. Ударили зенитки…»

С.С.Ворков (командир эсминца «Сообразительный»):«…21 июня 1941 года… Севастополь… жил обычной жизнью большого приморского города. Но спокойствие было внешним. За ним скрывались проводимые на флоте мероприятия, связанные с повышением боевой готовности. В начале второго ночи меня разбудил дежурный и доложил:«По флоту объявлена ОГ №1». Я мигом отдал распоряжение:«Передать по дивизиону — боевая тревога!» Половина третьего… Личному составу выдали противогазы. Готовимся к выходу в море. Дым застилал всю Южную бухту — корабли поднимали пары…

3-15… Лучи прожекторов вырвали из темноты самолет, еще один… Загремели залпы береговых батарей и корабельной артиллерии, вокруг самолетов замигали вспышки разрывов. «Что это, война?..» В это время и над нами слышится гул авиамотора. Приказываю артиллеристам открыть огонь. «Зенитная батарея!.. По самолету… Огонь!» — командует лейтенант Мазуркевич…»

В.М.Гернгросс: «В субботу наш быстроходный тральщик «Щит»… вернулся, как и другие корабли, в Севастополь. Закончились флотские учения, в которых участвовали и войска ОдВО, и теперь мы рассчитывали на заслуженный воскресный отдых… Я получил разрешение командира дивизиона сойти на берег… Среди ночи меня разбудил краснофлотец-оповеститель и сообщил, что в базе объявлена боевая тревога. «Что это — продолжение учений?..» Одеваюсь, выбегаю на улицу. И сразу чувствую: обстановка необычная. Город затемнен. По черному небу бегают голубые лучи прожекторов… Погас Херсонесский маяк. Не горели и Инкерманские створные огни. Между тем по правилам мирного времени, в том числе и международным, их гасить не полагалось. В Стрелецкой бухте, где стоят корабли ОВРа, — ни огонька…

Помощник командира лейтенант Н.М.Сотников докладывает:«Корабль к бою изготовлен. Боевая тревога в базе объявлена в два часа… Причина неизвестна. Оповестители командиров посланы в город…» На борт «Щита» поднимается командир дивизиона капитан-лейтенант А.П.Иванов. Он берет в руки мегафон и приказывает: тральщикам рассредоточиться в Стрелецкой бухте. Корабли занимают заранее определенные места. Но наш тральщик, несущий на мачте брейд-вымпел, остается у причала.

С тревогой посматриваю в небо. Лучи прожекторов береговой обороны по-прежнему лихорадочно пронизывают ночную темень. Но вот они замирают в одной точке. Вскидываю к глазам бинокль. Цель разглядеть трудно, но вокруг нее уже вспыхивают огоньки разрывов. Замечаю, что самолет ложится на курс, ведущий к рейду Севастополя… Через минуту-другую прожектористы ловят в лучи еще два самолета. Огонь береговых батарей и кораблей эскадры усиливается — залпы зениток сливаются в сплошной гул…»

Г.А.Рогачевский:«21 июня в 19-00 я заступил дежурить по второму дивизиону. После успешных учений командующий ЧФ вице-адмирал Ф.С.Октябрьский разрешил увольнение на берег. Как всегда, 30% краснофлотцев убывало в таких случаях в город. Ушли по домам офицеры и сверхсрочники. В бригаде… в 15-минутной готовности в дежурстве находилось звено ТК [торпедных катеров]. Я провел вечернюю поверку личного состава, принял с увольнения людей, произвел отбой… Прошел к дежурному звену ТКА… Командиры и весь личный состав… похрапывали в своей 15-минутной готовности в палатках, разбитых непосредственно возле катеров…

Тут позвонил оперативный дежурный и объявил:«Произвести экстренный вызов живущих на квартирах офицеров и сверхсрочников»… Поднял нужных краснофлотцев, построил, раздал карточки оповещения и выслал по маршрутам. Вскоре начали появляться офицеры и сверхсрочники. Прибыл командир дивизиона. Примерно через час все были в сборе. Последовал сигнал «боевая тревога», и все разбежались по своим катерам. «Все ясно, — подумал я, — командующий флотом после короткого перерыва решил продолжить учение». Сдав дежурство старшине команды, я пошел на свой катер, который, как и прежде, стоял в ячейке, но уже на плаву… В это время к нашему катеру подвезли боезапас… На территории — полное затемнение. Светомаскировка, дело ясное. По радио раздается голос оперативного:«Самолеты противника! Не стрелять!»

И действительно — в районе Херсонесского мыса, Казачей и Камышовой бухт в ночном небе шарят лучи прожекторов. На ученьях — картина обычная. И вдруг по радио раздается крик НШ бригады:«Самолеты противника! Стрелять фактически!» Смотрим: действительно прожекторы поймали самолет, летящий курсом на нас вдоль береговой черты, и ведут его к нам подключившиеся другие прожектора. Показались еще самолеты. И началась такая пальба — кошмар! Вдруг один из самолетов начал резкое снижение. В лучах прожекторов было видно, как он задымил и пошел в сторону моря.

«Видимо, этот волновой самолет – мишень», — говорю приятелю, — здорово его сшибли». Прожекторы продолжали делать свое дело — вели еще несколько самолетов. Вдруг из них начали спускаться парашюты. А пальба продолжается. «Их же расстреляют!» — закричал мой приятель…»

К.Д.Денисов: «62-я авиабригада ЧФ… Вторая половина июня в Крыму надолго запомнилась иссушающей жарой… 14 июня учения флота и связанная с этим повышенная боевая готовность перекрыли нам все пути к пляжам… Прошел день, затем другой… Ни одного вылета, будто и учений никаких нет, словно не готовились к отражению морского десанта. Возрастало ощущение какой-то недоговоренности, неопределенности… Не иначе как затянувшаяся пауза вызвана разработкой командованием какого-то нового варианта дальнейшего хода учений!..
Почему-то казалось, что в субботу 21 июня наконец-то будет дан сигнал об окончании учений, в которых не пришлось сделать ни одного вылета. Но этого не произошло.

Наоборот, кроме ночного дежурства одиночных И-16 было установлено дневное дежурство звеньев истребителей, и тоже с подводом боекомплекта к оружию. Становилось очевидным: назревало что-то серьезное. Но что именно, никто не знал. На всякий случай настроились на такой вариант: с других аэродромов поднимутся в воздух буксировщики мишеней («конусов») и нам, истребителям, взлетев по тревоге, надо будет отыскать и атаковать цели. Можем получить задание и на поражение наземных целей. Оставалось только терпеливо ждать дальнейшего развития событий…

В ночь на 22 июня, сменившись с боевого дежурства, разморенный, выжатый как лимон добрел до палатки и, едва расстегнув комбинезон, свалился на кровать. Казалось, только закрыл глаза, как грозное «Тревога!» подняло меня с постели. Через считанные минуты оказался на самолетной стоянке. Здесь уже были комзск и комиссар эскадрильи…

— Первому и второму звеньям, — приказал Демченко, — во главе со мною, высота две тысячи, третьему и четвертому звеньям во главе со старшим лейтенантом Денисовым, высота три тысячи, следовать в зону №1, имея задачу: не допустить пролета самолетов-нарушителей, предположительно немецких, со стороны моря в глубь Крыма. Взлет — по готовности.

Самолеты в воздухе. Короткая июньская ночь на исходе — на востоке брезжит рассвет. Звенья построились в боевой порядок «клин самолетов», короткими очередями в сторону моря опробовали оружие — все пулеметы работали безотказно. Разворот в наборе высоты, курс — в свои зоны. Только после этого взглянул в сторону Севастополя и увидел секущие небо лучи прожекторов, разрывы зенитных снарядов…»

Достаточно странная ситуация: ОГ №2 на учениях и ни единого вылета…

И.Н.Степаненко (курсант Качинской авиашколы): «22 июня 1941 года так хотелось вволю поспать! Накануне вечером, как обычно по субботам, у нас состоялись гуляния… На рассвете нас разбудили взрывы необычной силы, доносившиеся со стороны Севастополя. В воздухе слышалось незнакомое гудение…»

Е.Н.Бильдер (Севастопольское училище зенитной артиллерии): «С 1.6.41 по 20.6.41 вся флотская эскадра была на учениях в море, город опустел, но в пятницу, 20 июня, корабли стали возвращаться на базу, моряки сошли на берег в увольнительные, на набережной и на танцплощадках играла музыка, духовые оркестры…

В полночь вышли из ресторана… Только вернулись к себе в дома начальствующего состава, легли спать, как прибегает дежурный курсант и кричит — «Тревога! Война!». Я говорю ему — «Ты что орешь! Какая война?». Схватили с товарищем пистолеты и противогазы, прибежали на плац училища. Весь личный состав СУЗА уже стоял в строю. Со стороны Балаклавы появился одиночный самолет. Корабли стали ловить его прожекторами, корабельная зенитная артиллерия открыла огонь…»

Д.М.Полтавец: «Попал я в г.Одессу, где как раз в это время формировался 73-й зенап ЧФ. Попал я в 97 зенитную артиллерийскую батарею 53 зад. Всего в нашем дивизионе было три батареи – 97, 98 и 99. Вооружили нас 76-мм зенитными орудиями обр.1938 года, это были уже современные зенитки на четырехколесных лафетах.

18-19 июня 1941 года на ЧФ было учение, поэтому наши батареи были разбросаны по боевым позициям. Я как радист держал связь, а зенитчики стреляли по рукаву, который тянул в воздухе самолет. Все учения нормально закончились. Мы 21 июня приехали на свои ОП [встречаются два понятия: огневая и основная позиция] на базу и легли спать. Ровно в час ночи объявили боевую тревогу… Я на свой пост в землянке к радиостанции прибежал в одних трусах, а одежду с собой прихватил… Связь сразу же наладилась, и через несколько часов в дивизион передали, что немцы начали войну против Советского Союза. Утром в 73 зенап развернулась полная боеготовность, мы получили боезапас, всем выдавали каски и противогазы.»

М.С.Назаренко: «Наша зенитная артиллерия входила в состав войск ПВО Флота. Мы несли оперативное дежурство, ведь буквально в 40 км от города проходила румынская граница… Подлётное время было примерно 10-15 минут. Так, что готовность средств ПВО была пятиминутная… В Одесской ВМБ был 73 зенап. В нём было два дивизиона 16 и 53. Наша батарея входила в состав 53… Где-то с 10 июня начались ученья. Ну, как обычно на флоте бывают ученья, задействуются авиация и флот и береговая артиллерия и всякие тыловые подразделения. Как я помню, продолжались они, где-то с неделю. Участвовали самолёты, они перелетали с одного аэродрома на другой, мы по ним тренировались. Использовали так сказать живую цель.

17-18 числа учения отменили. Подвели итоги, но готовность оставалась. В это время я был разведчиком, и поскольку оперативное дежурство продолжалось, сидел я в землянке на батарейном, КП…

21 июня командование решило отпустить личный состав в увольнение, оставив оперативных дежурных… Как-то так получилось, что распустили нас и в увольнение мы в тот день не пошли… Примерно в 18 часов сыграли тревогу. Ну, по местам, стоим по местам, ждём никто, ничего не говорит, все молчат… О войне никто ничего не думал.

Часов в 12 я заступил на вахту. Сижу на КП у телефона. Через каждые полчаса звоню, докладываю, что ничего не произошло, никаких событий нет. Примерно в час, начале второго звонят из дивизиона и говорят:«Принимайте сигнал». Я спрашиваю: «Какой Сигнал?» Они отвечают: «Галс по морю». Я открываю кодированную таблицу, а там написано:«Начало военных действий». Со мной был командир первого взвода, я ему говорю, что вот такой сигнал получил. Он мне говорит:«Да ты что-то перепутал, ерунду, какую-то говоришь. Не может этого быть». Сам посмотрел таблицу, видит да, действительно, точно.

Он опять звонит в штаб дивизиона, говорит, что получили сигнал вот такой… А из штаба ему:«Не рассуждать. Выполняйте»… В четыре часа с чем-то появились самолёты со стороны Румынии. Три самолёта «Ю-88»… Мы их обстреляли и они, не доходя до порта, сбросили бомбы, свернули и ушли в сторону моря…»

Я.К.Жуков (Дунайская военная флотилия): «Вспоминаю… последнюю мирную субботу. На кораблях все блестит… Стираное белье сушится, поднятое на линях. После обеда командиры подводили итоги боевой и политической подготовки за неделю, а потом краснофлотцы и старшины стали готовиться к увольнению на берег: гладили брюки и белые форменки, чистили ботинки…

Моряки, вернувшись на корабли, спят спокойным, здоровым сном. Не спит лишь дежурная служба. Зорко всматриваются в темень ночи вахтенные. Гитлеровцы вели себя настолько нагло, что 12 июня попытались добыть на нашей стороне «языка». Об этом в те дни рассказывал мне начальник погранкомендатуры в Килии майор И.Н.Бурмистров…

Меня разбудил громкий стук в окно. Рассыльный передал приказ: немедленно явиться в штаб. Застегнув на бегу ремень с пистолетом ТТ, я выскочил из дому… Дежурный сообщил, что в гарнизоне объявлена боевая тревога. В здании штаба собирались командиры и политработники… «Пройдите в кабинет командующего», — объявил дежурный штаба флотилии…

— Гитлеровские генералы, — сказал командующий, — придвинули войска к самой границе; есть данные, что они вот-вот нарушат ее. На провокации врага не поддаваться, но в случае нападения давать сокрушительный отпор. На огонь отвечать огнем!..

Мотоциклист Купоросов довез меня до 463 зенитной батареи. Это одна из трех батарей 76-мм орудий, прикрывавших главную базу флотилии. Личный состав уже находился на ОП…»

Захватить языка на нашей территории! Может быть это расценено как провокация? Вполне. Могут быть более крупные провокации?..

А.М.Колесников: «В ночь на 22 июня 1941 года отряд старшего лейтенанта Рыбакова участвовал в совместных с пограничниками учениях по высадке десанта в районе Скадовска. Высадив условно десант, отряд прибыл 21 июня в 23-40 минут в Очаков. В час ночи все ТК были подняты в эллинг и команды сошли на берег и поднялись в казармы на отдых… В два часа утра 22 июня бригада была поднята по тревоге, после чего поступила команда получать боевые торпеды, оружие и противогазы… К 4-30 все ТК были укомплектованы и заняли исходные районы в Днепро-Бугском лимане…»

Нет ни одного упоминания об ожидании начала войны 22 июня. Командиры высшего ранга (кроме командующего СФ) уходят от ответственности за открытие огня по самолетам противника. Инициативу приходится проявлять командирам среднего звена и отдельным лицам должностью повыше.

Светлая память морякам, погибшим на водных просторах и на фронтах войны, а также погибшим от ран и умершим в послевоенное время!