Николай Черкашин
На крейсер «Адмирал Сенявин» прибыл генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев.
Вечером в салоне флагмана были накрыты столы торжественного ужина. В свите генсека были кремлевские повара, которые привезли с собой и кремлевские продукты. Офицерский камбуз крейсера был отдан им в полное распоряжение. Все корабельные коки были удалены, оставлен был лишь старший кок-инструктор мичман Галушко. Он показывал заезжим гастролерам где что на камбузе включается и выключается. А у входа на камбуз встал дюжий атлет в сером штатском костюме спортивного покроя с узким черным галстуком.
Столы в адмиральском салоне ломились от немыслимых яств. Были тут и балыки осетровых пород, и все виды драгоценной икры, в общем, «зайцы тушеные и почки верченые», одним словом – пир горой. Леонид Ильич обвел пиршество довольным взглядом и вдруг спросил:
— А где же макароны по-флотски?
Вопрос был задан то ли в шутку, то ли всерьез. Но командир крейсера шуток не понимал, принял позу по стойке «Смирно» и доложил:
— Товарищ Верховный Главнокомандующий, макароны по-флотски будут поданы через десять минут!
— Через пять! – Поправил его командующий Тихоокеанским флотом.
Командир подозвал помощника и отдал приказание:
— Время ноль!
Помощник рысью полетел на камбуз. Но у дверей офицерского камбуза его остановил атлет в штатском.
— Сюда нельзя!
— Но… Я же… Это мое заведование! – Опешил капитан 3 ранга.
— Сюда нельзя! – Очень строго повторил охранник.
Помощник лихорадочно искал выход из идиотского положения и нашел:
— Тогда позовите сюда мичмана Галушко.
Атлет приоткрыл дверь и гаркнул:
— Мичмана Галушку на выход!
Л.И.Брежнев на борту крейсера «Адмирал Сенявин»
Старший кок-инструктор и в самом деле похожий на галушку – плотный и округлый – предстал перед начальником.
— У нас макароны по-флотски есть?
— Никак нет! Вчерась были, сегодня нет.
— Михалыч, кровь из носу, но макароны должны быть! Генсек пожелал… Сам понимаешь – честь корабля и все такое!
— Понял. Сейчас сварим!
— Сейчас через час! Нужно через пять минут.
Галушко на секунду задумался:
— Вчера были макароны по-флотски. Расход для берегового караула оставили.
— Где расход?
— Да в 36-й кубрик бачок отправляли.
-Дуй туда и мигом в салон!
36-й кубрик в самой корме крейсера. Мичман помчался по бесконечным коридорам, перепрыгивая через комингсы водонепроницаемых дверей, ворвался в кубрик. Матросы, сидя за раскладным столом, доедали последние макароны. Мичман с надеждой заглянул в бачок – пусто.
— Стоп-машина! – Крикнул Галушко. Но матросы, почуяв недоброе, еще проворнее заработали челюстями.
— Кончай жрать, говорю! – Мичман с тоской смотрел, как пустели алюминиевые миски, как извиваясь, макароны исчезали в прожорливых матросских ртах.
— Боевая тревога! – Истошным голосом заорал Галушко. Рефлекс сработал. Мичман выхватил ближайшую миску и стал сгребать в нее недоеденные макароны.
— Фарш – вчерашний. Он испорчен! – Пояснял он по ходу дела. – Вы после этих макарон из гальюнов вылезать не будете. Вам сейчас нормальный ужин принесут.
Недоеденных макарон набралось миска с верхом. Провожаемый недобрыми взглядами старший кок-инструктор выскочил на ют и рванулся по левому борту, как добрый рысак. На его беду боцманенок подкрашивал возле мусорного рукава леерную стойку. Он отступил на шаг, чтобы полюбоваться на свою работу, и в этот момент его сшиб мичман. Миска выскочила из рук и макароны разлетелись по палубе. Бакланы, которые дежурили близ мусорного рукава, мгновенно кинулись на добычу. Галушко отбивался от наглых тварей. Птицы мстили ему старым птичьим способом, покрывая черную фуражку и спину, обтянутую кителем, жидкими белыми пятнами. Галушко собирал харч в миску, стараясь не наступать на макаронины. Палуба была хорошо продраена и пролопачена перед визитом генсека, желтые, как яичко, тиковые «половицы» не оставили на макаронах ни малейшего следа. Зато крупинки фарша усеяли благородную древесину жирными пятнами. Но мичману было не до палубы! Добежав до шкафута, он нырнул в палубный люк, скатился по трапу, прижимая драгоценную миску к груди. В командирском коридоре, откуда трап вел прямиком в салон флагмана, Галушко натолкнулся на неожиданное препятствие: брат-близнец прикамбузного атлета в таком же сером пиджаке преградил ему дорогу:
— Туда нельзя!
— Да мне… Макароны… Леонид Ильич… Командир… — Одышливо объяснял мичман.
— Ничего не знаю. Туда нельзя.
Охранник брезгливо взял одну макаронину и отправил ее в рот. Должно быть проверял – не отравлено ли? Спорить с ним было бесполезно. Но мичман Галушко знал подпалубный лабиринт крейсера лучше, чем кремлевский охранник. Поэтому, дав задний ход, спустился на три палубы вниз в ПЭЖ – пост энергетики и живучести. Оттуда через всю надстройку шла наклонная броневая труба защиты кабельных трасс. Она прикрывала в морском бою жизненно важные кабели от осколков. Труба эта шла в боевую рубку, но при этом проходила через «гарсонку» салона флагмана, где вестовые готовились к подаче блюд. Галушко заглянул в полутемное слегка подсвеченное жерло броневой трубы: бесконечный скоб-трап уходил по наклонной далеко и высоко. Галушко с детства страдал клаустрофобией – очень боялся тесного и замкнутого пространства. И теперь сердце его тоскливо сжалось. Но выбора не было. Держа миску с макаронами в вытянутой руке мичман отважно ринулся в железную теснину. Самое страшное произошло на полпути: связка кабелей выпучилась в одном месте так, что плотный и округлый кок-инструктор застрял – ни туда, ни сюда! Ужас объял мичмана, когда он увидел три серые острые крысиные мордочки, которые подбирались к миске с макаронами. Самая наглая почти рыжая от старости схватила верхнюю макаронину, свисавшую с и быстро сожрала ее.
— Кыш, хвостатая, кыш! – Заорал не нее Галушко, но пасюк и ухом не повел.
Вполне возможно, что привлеченные запахом жареного с лучком фарша, другие крысы лезут из глубины трюмов и кофердамов. Большим серым пасюкам ничего не стоило сожрать застрявшего в трубе кока. Галушко только на секунду представил себе такую участь, и его виски стали покрываться серебром седины. Ему показалось, что в каблуки его кожаных ботинок уже впиваются крысиные зубы. Мичман рванулся изо всех сил и… пролез через узкость! Не обращая внимание на маячившие перед глазами крысиные хвосты, он лез по скоб-трапу с резвостью марсофлота. А вот и она – заветная цель: лаз в «гарсонку». Галушко крутанул задрайку, но она не поддалась — резьба закисла. Электрики, сволочи, запустили матчасть, не проворачивали задрайки должно быть с полгода. Да и в трубу эту лазали, видно, не часто. Назад пути не было. Разве что только вверх, в боевую рубку? Но она сейчас, наверняка заперта. От отчаяния мичман Галушко заголосил песню, единственную песню, чьи слова он знал почти все до конца.
Врагу не сдается наш гордый «Варяг»,
Пощады никто не желает!
И тут задрайка лязгнула и люк в «гарсонку» приоткрылся. Любопытный официант из свиты генсека решил взглянуть на певца. Оттолкнув его, Галушко, в пыли, в бакланьем помете, предстал перед изумленным метрдотелем правительственного ужина. Но что мичману чужой метрдотель, пускай и кремлевский?! У него свое начальство, и Галушко ринулся к командиру с миской в руках. Телохранитель генсека не успел выхватить из под подмышки пистолет и уложить «диверсанта» наповал, как старший кок-инструктор влетел в салон.
— О, — обрадовался Леонид Ильич. – И макароны прибыли!
Командир посмотрел на часы и строго покачал головой – вместо отпущенных пяти минут прошло целых семь. Галушко попытался переложить макароны в фарфоровую тарелку, но генсек запротестовал:
— В миске давай, в миске, как на флоте положено!
Миску ему поставили на фарфоровую тарелочку-подложку, но ЧВС, член военного совета, политический руководитель флота, успел заметить, что по краю алюминиевой миски шла аккуратно выцарапанная надпись: «ДМБ неизбежно, как крах капитализма». Подостывшие макароны генсек лихо рубал ложкой, как заправский матрос (с вилками на крейсере было напряжно), и только дальнозоркость помешала ему прочесть другую надпись, выцарапанную на ложке: «Ищи, с*ка, мясо!»
— Вот это настоящие макароны по-флотски! – Сказал генсек, и все расплылись в радостных улыбках. – А добавки можно?
На этой убийственной для мичмана Галушко фразе можно было бы и закончить рассказ. Но справедливости ради надо сказать, что покончив с макаронами, тов. Л.И. Брежнев вручил старшему коку-инструктору золотые часы «Командирские» с гравировкой «За отличную службу от генерального секретаря ЦК КПСС Л.И. Брежнева». А миску, из которой руководитель партии и государства ел макароны по-флотски, поместили потом под стеклянную витринку в «ленинской каюте» корабля. Ложку же с неприличной надписью замполит крейсера забрал себе – на память. А потом, много лет спустя, подарил автору этих строк. Но главное все же в том, что честь корабля была спасена.