Вчера и сегодня в СМИ выходят памятные материалы, посвященные 30-летию событиям в Баку. Армяне вспоминают своих, азербайджанцы – своих. Русскоязычные СМИ пишут и говорят и о тех, и о других. О русских, разумеется, не вспоминает почти никто.
За прошедшие 30 лет память титульных этносов из бывших союзных республик о событиях рубежа 1980-1990-х гг. была должным образом мифологизирована, систематизирована, кодифицирована и превращена в важнейший элемент современного национального самосознания, вне зависимости от того, идет речь о трагедии или о триумфе.Ничего не запомнил, не записал, не систематизировал и не осмыслил только один народ – тот, который после 1991-го так и остался без своего государства, без своей элиты, без своих СМИ, без своей полноценной интеллигенции. А между тем катастрофа 1980-1990-х годов затронула его, пожалуй, в наибольшей степени, но отпечаталась при этом, по большому счету, лишь в хрупкой семейной памяти. Уйдут ее носители – уйдет и сама эта память.
Напоследок проиллюстрирую эту семейную память одним из ее фрагментов, как раз с отсылом к событиям «Черного января», расстрелу безоружных бакинских «борцов за свободу и демократию» и т.п.
Историю мне рассказал несколько лет назад один мой университетский приятель, совершенно толерантнейший человек (не чета мне), когда у нас с ним зашел разговор о судьбе русских в Азербайджане. Приятель неожиданно для меня вспомнил о своем школьном друге, который в совсем юном (детсадовском) возрасте вместе со своей семьей бежал из Азербайджана, а потом неоднократно слушал из уст матери рассказ об обстоятельствах этого побега.
Дело было в 1990 г., видимо, как раз уже после «Черного января» и капитуляции центра. Мать того паренька возвращалась в Баку из пригорода, ехали в обычном советском рейсовом автобусе. На въезде в город автобус был остановлен вооруженными людьми, которые потребовали от всех пассажиров предъявить свои паспорта. Все, у кого в паспорте была записана русская национальность, а таких набралось 5 человек, были выведены с вещами из автобуса и тут же на глазах у остальных пассажиров расстреляны. После этого автобус, как ни в чем ни бывало, тронулся и продолжил движение по маршруту.
Ту несчастную женщину спасло то, что она была записана в паспорте как «украинка». Бросив всё, она кинулась домой – к мужу и малолетнему сыну, в документах которых как раз значилась та самая расстрельная национальность. В тот же день собрали нехитрый скарб, договорились через соседей о продаже за копейки квартиры и имущества и покинули Азербайджан навсегда, уехали с маленьким ребенком в полную неизвестность – из чуждого и враждебного им государства в государство глубоко безразличное к ним.
И таких историй, передаваемых по каналам семейной памяти нашими беженцами с Кавказа и Средней Азии, сотни и сотни тысяч – одна тяжелее другой. Скольких людей убила та вооруженная группа только в тот день и только на этом маршруте? Сколько русских квартир было брошено в Азербайджане, Узбекистане, Таджикистане, затем в Чечне, Дагестане, Ингушетии? Сколько безымянных могил оставил наш народ по всем необъятным краям бывшего Союза?
Мы не узнаем этого НИКОГДА. Не выйдут серьезные сборники документов и воспоминаний, не будут на грантовые средства правозащитных организаций или государства проведены серьезные исследования. Не появятся памятные даты. Никто никогда не задаст неприятные вопросы и не потребует ответы на них. А будет продолжаться только табу и маргинализация данной темы как в публичном медиа-пространстве, так и в научной среде.
Память, касающаяся миллионов наших соотечественников и, в конце концов, всех нас, так и останется полутайной для внутреннего семейного употребления, ну или, на худой конец, для ожесточенных комментаторских боев на яндекс-дзене. Несчастный народ и несчастная судьба…
Русский историк Дмитрий Лабаури констатирует
